Секрет свадебного платья - Страница 35

Пейдж. В командировке он почти полдня и полночи думал о ней. Вторую половину суток пытался не думать. Полагал, все само плывет ему в руки, только возьми. А практически всю неделю пришлось напрягаться, как каторжнику. Проклятье. Он склонился над стойкой и потер ладонями прикрытые веки.

Когда Пейдж попыталась прищемить ему пальцы дверью лифта, он сразу определил: такая реально способна подложить мину под рельсы. Однако он вскочил в тот поезд, предвкушая пьянящую совместную поездку. Мужчина, которому давно не ударяло в голову, не удержался от поспешного шага. Когда-то прекрасная обманчивая блондинка сумела провести его, он нашел оправдание, такое случилось впервые. Но теперь он не может апеллировать к неопытности. Проруха ничему не научила. Осознав свою беззащитность, он едва ли не впал в прострацию. Да, они неплохо прокатились, но пришла пора закругляться. Он сделал все то, ради чего прибыл в Мельбурн, теперь самое время сматываться. Иголочки, покалывающие кожу, помогли вовремя принять решение, надо верить в свою звезду и довольствоваться тем, что его моральный компас при нем. Он нашарил рукой спиртное, льдинки нежно звякнули о стекло. Поднес бокал ко рту, увидел свое отражение. Искаженное рядами бутылок, выстроившихся вдоль темного зеркала на задней стене бара. Он признал в лике отцовский подбородок, темные волосы матери, бабушкины глаза. И собственную толстую лживую рожу. Моральный компас, ослиная задница. Он отчаялся найти удобный предлог покинуть корабль, когда Пейдж прошептала четыре нежных слова. Они пребольно затронули тайные струны, которые он уже давно считал утерянными. Однако то, во что некогда верил, оказалось крепко на закалку. Любовь. Нет, он не искал ее и не хотел для себя. Любовь означала для него потерю всего. Он редко вспоминал своих родителей, всегда старался быстрее отделаться от тех островков в своей памяти, теперь же они укоризненно зияли пустыми глазницами, причиняя боль. Образ бабушки врезался в память крепче. Ее жесткий характер, самодостаточность, истовая вера вложили основы, на которых он строил жизнь. Когда бабуля умерла, он потерял путеводную нить.

«Проклятый город», — думал он. Слишком много призраков из прошлого. Не зря он держался от него на расстоянии. И никогда не позволит себе забыть нынешний урок. Он беспечно отвернулся от своего отражения. В конце концов принял решение. Все к лучшему.

* * *

Гейб сто раз на разные лады отрепетировал «все к лучшему», прежде чем постучаться к Пейдж. Она распахнула дверь, и где-то в глубине пространства гнусаво затренькали струны. Музыка стихла до едва слышного бормотания, пока он всматривался в нее. Босиком, волосы собраны в небрежный хвост, вылинявшая розовая футболка обтягивает грудь, старые джинсы еле держатся на бедрах, обнажая плоский животик. Без своих обычных шпилек и эклектических вывертов она казалась ниже ростом. Нежнее. Слаще.

— Заходи, заходи. — Она, чуть дыша, робко улыбнулась. Приподнялась на цыпочках и обняла его за шею. Прижалась к нему всем телом. Глубоко вздохнула.

Прежде чем он успел осознать свои действия, руки обняли и крепко сжали ее талию. Он впитывал ее запах, вкус, жар, пока кровь не взыграла, как шипучее вино. Итак, он снова предупрежден.

— У тебя усталый вид, — сказала она, снова опускаясь на пятки. Прошлепала в кухню, попутно слизывая что-то с пальцев. Он почуял что-то родное и сладкое в сдобных запахах, витавших в квартире. Сладко и тепло. Да, она знала: ему так будет вкусно. Пейдж оглянулась, подбородок чуть опущен, пальчик во рту между зубов, глаза смеются. Да, ее чувства к нему прозрачны, даже больно. Где-то в подреберье. Он понимал, что больше никогда не придется себя предупреждать. Заметив, что он не сдвинулся с места, она обратила к нему лицо и нахмурила лоб.

— Что-то случилось?

— Я уезжаю. — Вот так, быстро и ловко, снимается липкий пластырь с раны. Тем лучше для фанатки. И для него — суперзвезды.

Ее пальчик задержался на целый такт, прежде чем выскользнул изо рта. Все так же хмурясь, она потянула кухонное полотенце и протерла им пальцы.

— Куда на этот раз?

У него не было готового ответа. Днем он просеивал электронную почту, выискал перспективные наводки в Париже, Брюсселе, Солт-Лейк-Сити, штат Юта, но билет на самолет еще не заказывал. Ждал, кто откликнется первым. Тогда можно начинать изыскания.

Ее взгляд ушел в сторону холла, где стояли его котомки, те самые, с которыми он прибыл сюда несколько недель назад.

— Ты уезжаешь? В неизвестность.

Он кивнул. Челюсти сжались, в ее глазах забрезжила догадка. Он видел: она пытается справиться с собой. Примириться с неизбежностью, которую оба так эгоистично игнорировали.

— А я думала… То есть разве ты не?.. — Она помотала головой, словно пытаясь освободиться от паутины. — И когда вернешься?

— Точно не знаю. Зависит от работы.

Ее брови медленно поднялись, она ни на секунду не поверила в эту уловку.

— Слышала, ты сам себе начальник. Значит, вполне можешь распоряжаться своим временем.

— Я не привык. Никогда не распоряжался.

Продолжая сжимать в руках край кухонного полотенца, она уперлась кулаками в бедро.

— Молодец. Значит, сможешь ответить на один вопрос. Сколь долго ты отсутствовал, когда пустился в бега в прошлый раз?

— Недолго, — произнес он, запоздало понимая, что никак не возразил насчет бегства.

— Недели. Месяцы. Годы?

— Примерно так.

Она кивнула. Боль, гнев и самая худшая из негативных эмоций («засим прошу покорнейше уволить меня») исказили прекрасные черты ее лица. Она медленно раскрутила смертельно тугое кольцо полотенца и положила его на скамью.